Литературные странички Аллы Васиной. Крутой откос.

22.01.2024 г.

Литературные странички Аллы Васиной

★★★

КРУТОЙ ОТКОС

Действующие лица этого рассказа вымышлены, однако же он основывается на реальных фактах.

Снег, снег, снег — белая безысходность. Еще с ночи он укутывал город белым пушистым мохеровым шарфом. Он лежал на каждой веточке, превращая деревья в сказочные чертоги, скрадывающие серую унылость панельных пятиэтажных "хрущоб".

Заброшенная железнодорожная колея — как щемящая ностальгия — одна из многочисленных дорог в Никуда.

Угрюмые серые корпуса — твердыня отечественной науки.

Шел Третий Год Великих Перемен.

Этот день ничем не отличался от предыдущих своих коротких зимних братьев-близнецов.

Когда ты молода, и тебе 18 лет, то кажется, что все еще впереди, не хочется верить, что жизненный путь когда-нибудь завершится. Но иногда одолевает предчувствие того, что что-то уже упущено. Подруги уже вышли замуж, или же вовсю думают об этом. А ты еще одинока, и до боли хочется хотя бы в кого-нибудь влюбиться.

Оля и Светка сидели вдвоем в кабинете и вели обычный повседневный разговор. Светка как всегда проявляла свой живой интерес:

— Как тебе наша новенькая?

— Да так, ничего.

— Ты думаешь? Психопатка какая-то. Мы с ней вчера уже поругались. Неужели она тебе нравится?

— Мы еще не успели как следует познакомиться. Поэтому я ничего не могу сказать.

— А ты не хотела бы пригласить Олега в кино?

— Да что ты! Он со мной ни за что не пойдет.

— Ты так думаешь?

Этот разговор мог бы продолжаться и продолжаться, но в это время вошел сияющий завлаб — прожженный оптимист — с каким-то молодым человеком.

— Знакомьтесь: это новый директор Ленинградского филиала ***Проекта Николай Александрович Литвинов, сын уважаемого Александра Петровича. Он приехал к нам в командировку, будет совместно с нами участвовать в разработке проекта. "Ему не больше 30. Такой молодой — и уже начальник. Вот что значит отец — знаменитый ученый" — подумала Ольга.

На нее этот факт не произвел никакого впечатления: мало ли приезжает командировочных. Ну поговорят иногда, пожалуются на свою судьбину, пооткровенничают и уезжают в свои родные города.

Вскоре Николай и его голливудская улыбка были забыты.

После традиционного чаепития в 15.00 Светка выступила с очередным предложением:

— Знаешь, меня сегодня пригласили в одну компанию. Клевые ребята. Не хочешь ли пойти со мной. Пора тебе в люди выходить.

— Дай подумать.

— А чего тут думать? Идем!

— Ну ладно, пойдем.

Оля считала Свету своим авторитетом. Она была на 10 лет старше ее, носила невообразимые прикиды и ежедневно потчевала всех рассказами о том, как они снималась в кино, побеждала на спортивных соревнованиях и беседовала с китайцами по-английски. "Мне бы так пожить, хоть недельку, хоть месяц", — думала Ольга.

...На часах было 19.07. Электронное табло на здании пригородных касс показывало +0 градусов — очередной совковый бред. Растаявший снег хлюпал под ногами. По небу неслись обрывки грязно-серой ваты.

В зимней даче на краю поселка было тепло — так приятно после промозглости теплой московской зимы. Компания уже собралась — четверо молодых людей. Стол уже был накрыт и ломился от разнообразных угощений.

Через час от разговоров, казавшихся занудными, и пошлых анекдотов Ольге стало скучно. Не помогли и пара бокалов шампанского. Она вышла на террасу.

— Куда же ты? А видики смотреть? Потрясный ужасняк!

Светка залихватски опрокидывала стопочки коньяка и громко смеялась. Она была в платье-мини из лоскутков серебристой и золотистой парчи.

"Нет, все же это не для меня. Хотя все хорошо: и ребята ничего, и угощение... Нет, это не мой круг. Наверное, лучше пойти домой, пока все отвлеклись", — пока Оля размышляла, к ней подошел Майк — его все так называли.

— Слушай, я вижу, что тебе это все не годится. Ты уже, наверное, догадываешься, что будет потом. Не будем свидетелями этой оргии. Давай уйдем отсюда вместе. Я уже зарекался не ходить сюда, но неудобно — друзья все же. А ты оставь их и не возвращайся больше в этот дом.

Он проводил ее до станции и растаял в темноте безлюдного переулка.

Оля долго не могла уснуть. "Кажется, что мало кто создан для большой любви. Кругом одна серость. Неужели, мне никогда не повезет? Неужели нет на свете того, кто меня полюбит, и кого бы я полюбила?"

На следующий день Светка пришла на работу с опозданием. Несмотря на косметику, она выглядела уставшей и измученной. На ней была белая кружевная юбка, джинсовая куртка и шерстяные рейтузы — очередной прикид, вызывающий "зависть" пожилых сотрудниц. Она укоризненно посмотрела на Ольгу, но ничего не сказала. Начинался очередной серый день.

Близился Новый год — год Желтого Дракона. В коридоре НИИ висела стенгазета с пожеланиями всем категориям ученых, лозунгами типа "Ты перестроился — решай на своем рабочем месте!" и нарисованным чьей-то нетвердой рукой ухмыляющимся драконом.

Наступил конец квартала — обычный аврал. Рабочий день давно уже кончился. Ольга с Галиной Юрьевной выходили из Института, рассуждая о правдоподобности летающих тарелок. Тут Оля неожиданно вспомнила, что она забыла перчатки. Пришлось возвращаться. Она прошла по обезлюдевшему коридору и заметила, что в кабинете замзава горит свет.

— Если ты согласишься, я прибавлю тебе зарплату, выдам премию за победу в соцсоревновании, дам отгулы. Ты будешь работать не больше других.

— Но...

— Неужели тебе не нужны деньги для твоих бесчисленных тряпок и развлечений? Неужели ты не хочешь уходить с работы в любое время?

Это была Светка. Через несколько минут прозвучал ответ.

— Я согласна.

"Все продается в этом мире. Вот она не думает о любви — соглашается на все, хотя много рассуждает. А я так бы никогда не смогла".

Вот и пришел последний рабочий день Года Змеи. Принарядившиеся ученые бегали из комнаты в комнату, готовясь к обычному лабораторному банкету. На хмурых лицах мелькали улыбки. Многие расслабились в предвкушении короткого предпраздничного дня и грядущих выходных.

Оля задержалась с работой — как всегда: чуть что – отдувайся за других. Закончив работу, Оля пошла в Угловую комнату. "Как всегда, приду с опозданием. Ну, ничего". Она приоткрыла дверь. Все были уже в сборе, в комнате царил полумрак, только в углу перемигивалась лампочками елка-заморыш, украшенная бумажными фонариками и подвешенной на ниточках карамелью. На столе стояли бумажные тарелки с бутербродами и бутылка с наклейкой "яблочный сок", содержащая запрещенную известным Указом жидкость.

Кто-то пел под гитару — за шкафом его не было видно. Голос показался Ольге каким-то знакомым. До нее долетел лишь конец песни:

...Когда ты скажешь "Нет"-

Будет ночь,

И ничто не сможет мне помочь.

Это сон, но нет его нежней,

И нет его больней,

Растает скоро он.

Оля вошла в комнату. Раздались бурные аплодисменты. Певца посадили на почетное место во главе стола. "Теперь я вспомнила, кто это. Он приезжал к нам в командировку из Ленинграда", — подумала она. Только на Николае вместо строгого черного костюма был узорный вязанный свитер и джинсы.

— Ну что же, торжественное собрание, посвященное встрече Нового, 1988 года, прошу считать открытым! — провозгласил сияющий завлаб. — У всех налито? Выпьем за то, чтобы этот год был лучше предыдущего, за то, чтобы нам всегда освещала дорогу удача, чтобы все были здоровы и счастливы. За наши трудовые успехи!

Раздалось нестройное "Ура!", загремели стаканы. Вскоре за столом полились разговоры, перемежаемые тостами. Серж принес новые записи "Европы".

Ольга молча сидела среди повеселевших коллег и временами механически улыбалась, когда говорили что-то смешное. Она все еще была зачарована песней питерского гостя, хотя та давно уже отзвучала и была скорее всего забыта, а ее исполнитель мило болтал с окружающими его дамами. "Что это? — думала она — что же случилось? Почему мне так хорошо? Неужели всему виной эта песня?"

Потекли ничем не ознаменованные трудовые будни. Уже шли мартовские дожди — такие ранние в этом году. Воздух был напоен теплой влагой. Первые проталины виднелись среди осевшего сероватого снега. Наступала весна, которая была для Ольги Временем Перемен, предвещавшим всегда что-то новое, временем, когда душа стремилась куда-то вдаль, и этот полет ничем нельзя было остановить. Весна обладала для нее магической силой, казалось, что она пробуждала к новой жизни. Родители упрекали Олю, что она становилась в эти дни рассеянной, что она по-прежнему ничем серьезным не хотела заняться, не думала о повторном поступлении в институт.

В один из таких весенних дней она как всегда сидела на своем рабочем месте и печатала нудные "простыни" — таблицу финансового отчета. В коридоре делали ремонт — запах масляной краски доводил до обалдения и головной боли. Светка была в отгуле.

В дверь постучали. "Опять кто-то надоедает, мешает работать" — подумала Оля. В дверь вошел Николай.

— Здравствуйте! Никого нет из начальства?

— Да, они ушли к директору.

— Тогда я посижу у тебя. Ты не против?

— Конечно же нет.

— Николай Александрович, можно Вам кое-что сказать?

— Ну пожалуйста, отчего же и нет?

— Я слушала Вашу песню. Вы отлично поете! Чья это была песня?

— Моя.

— Да это просто класс! Талант! Когда Вы все успеваете?

— Позволь мне рассказать тебе свою историю. Ждать, наверное, придется долго. В детстве я был обыкновенным ребенком, любимцем родителей. Они уже с малых лет прочили мне высокую карьеру. Отец мечтал всегда, чтобы я пошел по его стопам. Но, когда мне было 6 лет, я тяжело заболел, надежды почти не было, однако я чудом поправился. И с этого времени меня стала неодолимо привлекать музыка. Я часами открыв рот просиживал у магнитофона или радио, родители

не могли понять, почему я бросал игры, когда передавали Лунную сонату. Я просил купить мне пианино, хотел пойти в музыкальную школу. Родители посмеивались надо мной, но решили потакать моим желаниям, и так я имею музыкальное образование. Но вместе с тем я решил особо не перечить отцу и позволил отдать меня в математическую школу, затем поступил в институт, окончил его и теперь вот

имею довольно таки престижную должность. Но все эти годы главным для меня в жизни, моей путеводной звездой была Музыка. Моя жена смотрит на эту мою страсть сквозь пальцы, дочка просит сыграть ей "чижик-пыжик" или что-нибудь в этом духе.

— А на чьи стихи Вы пишете музыку?

— Да, я забыл тебе сказать, я пишу и стихи.

— Редко встретишь такого человека, как Вы. Все здесь какие-то серые, да и разговоры что только о магазинах, продуктах, тряпках, и т.д., и т.п. Редко кто расскажет что-нибудь о прочитанных книгах или театре. А мне так хочется с кем-нибудь поделиться. Я тоже немного пишу стихи — но это так, безделушки.

— Знаешь, я это заметил с первого взгляда, в тебе что-то есть. Пусть же этим человеком буду я. Можешь рассказывать мне все, что хочешь.

— Отлично.

Начальство вернулось с совещания.

— Вы извините, мне придется работать.

— Ничего, я тоже пойду.

Вслед за весной наступило лето — многообещающее время. Одним из необычайно жарких августовских дней Николай опять приехал в командировку. Было уже половина пятого, до конца работы оставались мучительно долгие полчаса. Он решил как-то скоротать время, остававшееся до отхода поезда — в такую жару не хотелось ехать в душные каменные джунгли Центра — и зашел к Ольге.

— Ты не против составить мне компанию?

— Нет.

Они поговорили о том — о сем, впрочем о всякой ерунде. Как-то неожиданно Николай завел этот разговор:

— И все-таки ты не такая, как они. Я тебе это, наверное, говорил в прошлый раз, но скажу еще. Ты лучше их всех. Наверное, ты из другого мира. Но все же, тебе недостает чего-то, я это чувствую.

— Да бросьте Вы, зачем все это!

— Прости за нескромный вопрос. Ты не замужем?

— Нет, а что?

— Я понимаю, чего тебе не хватает. Любви.

— Это уж точно. Нет достойных кандидатур. Мои друзья все какие-то уж очень обычные, в них трудно влюбиться. А мне хочется встретить кого-нибудь особенного... Ну даже не знаю, как еще сказать...

— Да, это сейчас проблема.

— Не совсем так. Дело больше во мне, в моем привередливом характере. Я всегда чем-то недовольна.

— Да брось ты, оставайся такой, как есть.

Работа над проектом шла своим чередом. Летели летние, осенние, зимние дни. Николай часто звонил по делам, несколько раз приезжал в командировку, они болтали с Ольгой на всяческие темы и лишь иногда возвращались к тому разговору. Она стала замечать, что против ее воли между ними появилась какая-то связь, которую она никак не могла осознать.

Как-то сама собой в мир ворвалась новая весна. Позади было последнее, казалось, апрельское похолодание. Не обращая внимания на холода, уже проклевывалась первая робко-желтоватая трава, на кустарниках вокруг НИИ появились нежно-зеленые листочки. В помещениях еще работало отопление, поэтому окна была распахнуты навстречу теплому солнечному дню.

Оле дали задание позвонить в Ленинград.

— Николай Александрович, здравствуйте!

— Слушаю тебя, мой милый начальник.

— Нам нужны Ваши экономические показатели... для отчета...

— Давай бросим всю эту официальность! Обращайся ко мне на "ты" и зови меня просто Ник. Договорились?

— Но как... неудобно... я же не привыкла... зачем?

— А просто потому, что я тебя люблю.

... Оля шла домой с приподнятым настроением. Вроде бы все было на своих местах. "Надо же, надо же, надо ж такому случиться" — неслось из раскрытого окна нового дома. Жирный соседский кот балдел на лавочке, подставив несмелому апрельскому солнцу свое рыжее брюхо. Сквозь кварталы доносился перестук колес бегущих на Север поездов. "Все как обычно. Но что-то же изменилось! Он признался мне в любви... но это не невзаправду, так просто, надо думать, для красного словца... А все-таки что-то случилось! Это первое в моей жизни такое признание", — думала она.

Как-то невзначай в один из своих приездов Ник пригласил Олю в Ленинград, а потом и еще раз. Он приглашал и других коллег, но те от него отмахивались, говоря что-то вроде "Нам некогда" или "Мы там уже сто раз были". Оля ни разу не была в этом городе, и с наступлением теплых летних дней решила туда поехать.

... Поезд отправлялся в 22.59. Уже наступали легкие летние сумерки. Вечер всегда считался у Ольги Таинственным временем, обладавшим магической силой, временем расставания с днем и наступления ночи, во время которой можно побывать везде — во сне. "Как я, такая домоседка, буду одна в незнакомом городе?"

Вопреки всем опасениям она была очарована с первых же минут. После визита в "офис" к Николаю они поехали осматривать город. У Ника было много дел, и Оля была несколько дней предоставлена сама себе. Она часами бродила по "Северной Венеции", чуть ли не целый день провела в Эрмитаже.

Белые ночи — такое необычное для Москвы явление — не давали ей уснуть. Она сидела на окне в скромном гостиничном номере и смотрела вдаль. Перед ней открывалась панорама всего города. Здесь не было Светки с ее тряпками и дурацкими историями, не было нудной Ксении Гаспаровны, подкалывающей замечаниями "Вот тут ошибочка, вот тут опечаточка, исправить надо", не было укоряющих за бесцельную жизнь родителей ("Хоть бы ты когда-нибудь в институт поступила!"). Она была предоставлена здесь самой себе. В душе все звучала песня:

Можешь просто уйти,

Но прощаться совсем не спеши,

Только в городе этом

Ты оставишь частицу души.

Десять дней пролетели почти незаметно. Оля действительно, как в песне, не могла уехать без глубокого сожаления. Она решила приезжать сюда еще и еще.

Работа над проектом подходила к концу. И тут начали происходить всяческие неприятности. Ник привез свою новую разработку для внедрения. Этот факт вызвал среди ученых бурю гнева. Не сумевшие преодолеть "косность застоя", относившиеся со скепсисом ко всему новому, они начали плохо относиться к Николаю, считали его выскочкой. Все это, конечно, происходило от черной зависти к его светлому уму. Отношения в коллективе заметно натянулись.

"Этот Литвинов — наглый тип. Я напечатала ему таблицу и дала прочитать, спросила что-то, а он в ответ промолчал", — утверждала Светка. "Что ему еще надо? Делал бы свою часть работы и все, а тут лезет со своим нововведением!" — провозглашал вечный оптимист завлаб.

В эти дни Ольга поняла все. "Они все неправы. Он не такой, как они себе представляют". В последний майский день она вспомнила все, пересмотрела эти последние два года. Решение было твердым: "Да, я люблю его. Я много дней пыталась понять, что в душе что-то перевернулось, но не понимала, что. Теперь я все поняла, хотя на это потребовались три долгих месяца."

Наступил Самый Длинный День года. Оля и Ник шли по тенистым аллеям Павловска и беседовали.

— Знаешь, жизнь — это большая несправедливость. Это я придумал сам.

— Почему? Если считать так, как ты, то получается, что в жизни все плохо.

— Нет, ты лучше подумай.

Они спустились вниз, к беседке.

— Ник, знаешь, я все поняла. Ты еще к тому же и философ. В жизни все имеет свой конец. Вот я сейчас здесь, с тобой, а через пять дней все это кончится, и мне придется уезжать домой. Все хорошее быстротечно, и в этой конечности и заключается несправедливость. Хорошее не может быть до конца хорошим. Но с другой стороны, сознание того, что всего этого скоро не будет придает также ему и особую прелесть. Ведь как: если бы ты знал, что это никогда не кончится, то ты бы думал, что успеешь насладиться и потом. А когда ты знаешь, что чего-то больше не будет, ты будешь стараться урвать скорее последние минуты. Я думаю, что так и следует жить: как будто бы живешь последний день.

Этот год был для Ольги особенным. Она впервые по-настоящему полюбила. Она уже не могла уснуть без того, чтобы мысленно не поговорить с Ником. "Нас разделяют 650 километров, но мысленно мы всегда вместе."

Проект был давно закончен, но они перезванивались просто так, не по делам.

"Как жаль, что два предыдущих года потрачены впустую. Мы могли полюбить друг друга сразу, но не сделали этого".

Наступила новая весна. До Августа оставалось 5 месяцев. После оттепели, которая, казалось, положила конец зиме, снова выпал снег. Оля сидела одна в кабинете — все ушли на обед — и перебирала старые архивы. "Правильно, это надо выбросить. Долой ушедшую эпоху, долой все старое и безрадостное", — думала она.

За стеной раздавалось "ням-ням", "буль-буль" и "ча-ча-ча" — кто-то с помощью компьютера пытался стать лучшим демократом.

Дверь распахнулась — там стоял Николай.

— Я проездом в Москве по делам, зашел вас всех проведать.

Они снова болтали о всяких пустяках.

Наступила минута, ставшая впоследствии роковой: никогда не знаешь, что от одного слова может зависеть вся последующая жизнь.

— Знаешь, ты похорошела. Я точно знаю, что ты влюбилась. И кто же этот счастливчик?

— Это ты.

Наступила пауза. "Перестройка" за стеной закончилась. Эту мертвую неподвижность нарушал только колыхавшийся на ветке неизвестно каким чудом уцелевший сухой прошлогодний листок.

Они стояли друг напротив друга.

— Нет!!! — воскликнул он.

— К черту все! Не говори больше этого! Я больше так не могу!!! Не могу с собой ничего поделать и с другой стороны не могу вырваться из своего круга. Семья, работа, престиж... они крепко держат меня... Никто не знает обо всем... Я больше не могу так жить!!!

Оле казалось, что все рушится. Рушатся все воздушные замки, которые она так старательно воздвигала. В эту минуту Ник показался ей совсем обычным, таким же, как все ее друзья, совсем не таким, какого она знала все эти три года.

— Я всегда знала, что мне не надо быть такой. Мне надо было стать такой, как, например, Светка и не заботиться ни о чем.

— Прости меня!

В эту минуту он привлек ее к себе. У Оли все померкло перед глазами. "Пусть же это мгновение никогда не кончается".

Они расстались через полчаса, не зная о том, что эта встреча была последней.

Оля шла домой по мокрым весенним улицам, не обращая внимания на лужи. Она не стала выходит на конечной станции — поезд метро увозил ее в Никуда.

Родители спросили, что с ней.

— Я устала. Было много работы,

Она старалась всеми силами забыть Ника, но у нее это никак не получалось. Она не могла уснуть всю ночь. Ей страстно хотелось быть вместе с ним, но она знала, что это, наверное, больше невозможно. "Неужели все кончено?"— думала она.

Наступило утро. Оля включила радио. Среди разглагольствований о политике ее слух машинально уловил страшное сообщение: "Ночью на **марта 199* года потерпел катастрофу скорый поезд номер 8 "Ленинград — Москва". Имеются человеческие жертвы. Трое пропали без вести." Оля посожалела немного — ей было не до этого — и пошла на работу. Она не знала, что среди этих троих был Николай Александрович Литвинов.

Занимался серый мартовский рассвет. Соседский кот охрипшим голосом под дверью просился домой. Стаи ворон с криком носились над новостройками. Толпы жителей 15-го микрорайона спешили к метро. Капель выбивала дробь по подоконнику — музыка скорби.

На этом я хотела закончить свой рассказ. Но ты, дорогой читатель, наверное, ожидал, что его завершит happy end. Ну что же, слушай продолжение.

Через некоторое время Оля позвонила Николаю. Его сотрудники сказали, что он больше здесь не работает, и они не знают, где он.

Жизнь начала терять для Ольги смысл. Родители упрекали ее в вечном мрачном расположении духа. Она как во сне ела, пила, ходила на работу и к друзьям. В нужные моменты она изображала деланную улыбку.

Так прошел год.

Однажды институтский вахтер передал ей записку.

— От кого это?

— Какой-то парень передал. Длинноволосый, в рваных джинсах. Ходят тут всякие! Вот уж молодежь пошла!

Оля не стала слушать извечную песню старого поколения, поднялась наверх и прочитала записку.

Она была написана знакомым почерком. "Помни, я всегда с тобой." Внизу стояла подпись "Н.".

"Кто-то из наших ребят, наверное, шутит", — подумала Ольга. "Только вот почерк напоминает мне Ника. Кто-то здорово подделал. А я думала, что о нем все забыли".

Она получила еще пару записок.

Однажды, поздним вечером, на лестнице послышались шаги. Соседский беспокойный ризен тявкнул за стеной. Раздался звонок в дверь. Оля выглянула, на лестничной площадке никого не было. На коврике у двери лежал сверточек. Она развернула мятую желтую бумагу. Там была магнитофонная кассета. Чтобы не будить родителей, она решила ее послушать завтра.

На следующий день, придя с работы — она с нетерпением ждала этого часа — Оля поставила кассету. Прозвучала музыка. Не было никаких сомнений — это пел Ник:

А может быть, это судьба -

Остаюсь без тебя,

Если только во сне

Вновь придешь ты ко мне.

В том мире, где все хорошо,

Я тебя полюбил,

Но давно я забыл

Удивительный мир.

По звездной дороге

Я вновь возвращаюсь к тебе,

Туда, где любили друг друга

Назло мы судьбе.

Мама вошла в комнату.

— Наконец-то, какая приятная музыка, а то все этот дурацкий тяжелый рок. Кто это поет? Голос знакомый. Так, посмотрим... группа "Третий путь"... это что-то новое.

Перед глазами Оли проплыли все прошлые годы: снежный зимний день, новогодний банкет, жаркий август, Павловская беседка, одинокий сухой листок на ветке на фоне серого мартовского неба. "Теперь мне хорошо. Теперь мы вместе"...

...Она очнулась минут через пять. Родители склонились над ней с бледными перепуганными лицами.

— Это обморок. Уже проходит. Сколько раз мы говорили, чтобы она поменяла работу! Она себя так утруждает!

Через несколько дней в почтовом ящике лежал конверт. В нем была записка: "Приезжай в воскресенье к часу дня. Город Истра, ул. Первого Мая, дом 7. Н.".

... Одиннадцатичасовая электричка была битком забита дачниками с сумками, рюкзаками и корзинами. Оля торопила каждую минуту. Она как на крыльях летела по прогретым июньской жарой летним подмосковным улочкам. "Вот этот дом — такой обычный деревянный, никакой не дворец. Быть может, здесь решится все".

Она постучалась в дверь. Ее открыл высокий парень в костюме из варенки.

— Вы Ольга? Пожалуйста, сюда.

Около старинного антикварного комода, на котором стояла какая-то необычная заморская ваза, стоял Ник. Он изменился за эти два года, вся серьезность слетела как шелуха. В его взгляде чувствовалась твердость и уверенность.

— Ну, здравствуй!

Они сидели втроем за столом и пили такое сладкое красное вино.

— Я расскажу тебе все — начал Ник.

— Я ехал домой в состоянии страшной раздвоенности после того разговора. Я не мог ни на что решиться. И тут случилось все это. Наш поезд столкнулся с товарняком. Последние вагоны перевернулись и полетели под откос. Это было ужасно: крики, огонь... Я отделался легкими ушибами. В тот момент, пережив страшное потрясение, я все для себя решил. Наконец. Я подумал, что наверняка в этом аду будут жертвы, что меня сочтут погибшим, взял свои вещи и поехал обратно в Москву. Мой друг Саша, ты его видишь сейчас, дал мне свои документы, а сам получил новые — заявил, что потерял. Я устроился на работу по совместительству здесь, в Истре. Мы вместе начали осуществлять мою мечту — создали группу. Благодаря моим знакомым у нас есть небольшая студия, где мы записываем нашу музыку. Кассеты мы раздаем своим знакомым, а скоро, надеюсь, выйдем и на сцену.

— А что означает название твоей группы?

— Знаешь, среди двух противоположных возможностей часто бывает и третья, та, о существовании которой никогда не подозреваешь. Своим новым рождение я обязан именно Третьему пути. Тот крутой откос, под который полетели вагоны, перевернул все в моей жизни. Я решил больше никогда не быть лицемером, решил порвать с прошлым, с наукой, с престижем. Я наконец, после стольких лет, стал самим собой.

— А тебе не жалко твоих близких?

— Конечно, жалко. Но было бы еще хуже, если бы я открыто заявил им все. Был бы мировой скандал. Я написал им спустя некоторое время письмо, в котором обнадежил их, что я жив и здоров, но просил больше не искать меня. Конечно, это трудно и больно, но я решился.

— Ник у нас великий музыкант! — сказал Саша.

— Ну что ты, друг. Мне еще далеко до этого.

— Ничего, скоро нашу группу услышат.

— Оля, слушай, у меня есть предложение. Давай останемся вместе. Мы предназначены друг для друга Небом. Столько мучительных лет мы пытались уйти от этого, но ничего не получилось. Даю тебе срок на размышление.

— Не надо. Я согласна.

Саша включил магнитофон. Это была уже знакомая песня.

Разбился хрустальный бокал,

Разлилось все вино,

И напрасно я ждал,

Все исчезло давно.

Нам ангел в небесной тиши

Светлый путь озарил,

По нему мы войдем

В удивительный мир.

По звездной дороге

Я вновь возвращаюсь к тебе,

Туда, где любили друг друга

Назло мы судьбе.

Прохожие шагали мимо по своим делам, лишь на секунду останавливаясь около ограды, у которой кусты сирени возносились вверх белым салютом цветов, думая про себя: "Наверное, у них праздник. Счастливые люди."

23 октября 1992 года

***

назадвперёд

Московский север