Давно хотел отправить Вам на Литературную страничку несколько стихов моего покойного друга Виктора Лукьянова. (Я частично обмолвился о нем в своем первом "лирическом отступлении" — "Возвращение"). Он жил на ул. Дудинка, дом я помню только визуально — 16-тиэтажное Г-образное здание (кажется, Дудинка — 2 — кор. 2).

В его однокомнатной квартире не было никаких вещей — только пара стульев, старый эппловский компьютер и телефон. Не было и кровати — он спал на полу. На месте бывшей люстры — воткнутая наполовину шпага, направленная в сторону крыши (он жил на последнем этаже). В коридоре — низко опущенная лампа, к ней на шелковой нити была привязана металлическая крышечка от маленького чайника. Ее можно было сильно раскрутить — и тогда металлический диск от скорости казался неподвижным, только блеск сильнее проникал в прихожую.

Все окна выходили на старый лес между Ярославкой и ст. Лосиноостровская. В те годы (конец 80-х) в нем еще можно было разглядеть две жилые избушки с весьма странным освещением внутри: это не был "дневной" свет, но, тем не менее, он был бледновато-белым, и слабым, как фосфорические рисунки в темноте на старых елочных игрушках.

С балкона справа была видна маневровая горка и стеклянная часть диспетчерской, а также водонапорная башня и пути, идущие к Москве. Маневровым полем, расположенном на север от перехода через пути, мы часто любовались — там растекалось ручьями множество путей, желтели мачты освещения (идущие почти до самой станции Лось), отдыхало множество формируемых составов. Особенно интересно было наблюдать, как проворные дядьки в оранжевых жилетах тормозили подъезжающие вагоны: даже гностический разум Лукьянова не мог объяснить, как эти Ветераны Маневровых Путей с помощью какой-то палки (которую они почти буквально совали в колеса!) — в одиночку тормозили набравший скорость вагон. Это была именно ПАЛКА (другие орудия торможения отсутствовали), которую слушались все вагоны, независимо от их категории и года выпуска.

Над маневровым полем всегда было именно желтое освещение — из-за этого яснее были видны тропинки в крошечном "техническом перелеске" — между горкой и основными путями Ярославской железной дороги.

Из-за хорошей акустики (напомню, квартира была почти пуста) в единственной комнате постоянно обитали звуки от станционных путей, и в летние ночи (впрочем, как и в другие времена года) всегда был слышан преломленный голос диспетчера, раздробленный многочисленными динамиками, и сонным эхом летающий над путями в бесчисленных отражениях от высотных строений. Еще лучше передавалась металлическая "трель", пролетавшая по составам при стыковке очередного вагона. "Грохотом" это назвать было трудно: расстояния и высота брали свое. Она уходила на Север — в сторону станции Лось — и нередко возвращалась обратно, если "дядя с палкой" недостаточно сильно тормозил вагон. Иногда свистел локомотив-"кукушка", курсирующий по "зеленой зоне" между маневровой горкой и пассажирскими путями. Часто бывало так, что металлический лязг прицепов совпадал с волевым, громким возгласом диспетчера — и возникало ощущение, что ты находишься в другой северной стране — лет эдак сорок назад.... Однако сей "Ordnung" никогда не мешал спать и, напротив, бодрил с утра, когда нужно было идти на первую электричку к Москве (я жил тогда на ул. Гиляровского — между "Рижской" и "Проспектом Мира").

Творчество Лукьянова, безусловно, впитало в себя всю эту полифонию железнодорожных отзвуков. Особенно хорошо это просматривается в ранних его стихах. Там нет никаких технических приемов (нарочитых аллитераций, звукописи и т.п.), а просто живет ощущение той Идеальной Железной Дороги, которая еще была жива до начала 90-х. Потом эту сакральность будто бы замазали сине-белыми лужковскими красками — и "абсурдистской" пластмассой над пешеходным, "дырявым" теперь, переходом (где чередуются окна пустоты и стеклопластика, что не спасает ни от дождя, ни от солнца). И сейчас маневровое поле видно довольно плохо: к тому же там появились белые огни, что немало десакрализовало данный пейзаж.

Я высылаю подборку — 7 стихов <...>. Они дышат тем временем (середина 80-х), которое всегда способствовало созерцанию и тематике "Возвращения" — не хронологического, а, скорее, того, при котором Идеальный Мир находится буквально за соседним забором, за ржавой калиткой, в трещинах на старом асфальте.

Денис Виноградов

1 февраля 2007 г.

Виктор Лукьянов. Стихи разных лет.

 

***

Я задену струну       я спою у окна
И помянет меня       дождевая струна
Что висит над туманом       в манящей сети
Убегая в мечту —       там сольются пути

Можно долго стучаться       в иллюзий стекло
На вокзалы смотреть —       их дождем замело
Но в высокий полет       над забором из шпал
Не придется уйти —       слишком долго я ждал

[1983?]
 

***

Я не помню мелодий до дна
За окном белена, пелена
Утешеньем зеленым экрана
Я заполню мгновения сна

Черным утром рисую крота
За окном суета, маета
Созерцая вокзалы и будни
Я не верю, что есть красота

Грязный голубь ложится в вираж
У него — то ли бзик, то ли раж
Проследив за полетом убогим
Покидаю последний этаж

[1983-85]

 

 

***

Мелькая по асфальтовым путям
И деревянным брошенным платформам
Заглохли в летнем воздухе аккорды
Картинок, миражей, зеленых скал

Ведь радость есть отсутствие тоски -
И, чтобы ветка жизни зазвучала
Начать удар, как будто не сначала:
Проснувшись утром, заводи часы

Они теперь всего эквивалент
Движений и конвульсий продолженье
Как ни нелепо это положенье
Оно одно — стабильный постамент

[1983-85]
 

***
Сквозь горсти красных бус в рябиновом саду
На шпалах иней, словно берег белый дальний
Возможно, в том покое я найду
Столь тайный зов за давностью звучанья.

Когда еще придется чувствовать и лень
В слепом вагоне, пережившем совершенство?
Ну что ж, пора — ведь как их ни одень
Закрутит призрак знающих здесь день свой.
 

***
Разноцветные окна
В говорящей ночи
Любят город бесплотный
Но об этом молчи

Незаметно развяжем
Паруса на ветру
Прежней памяти даже
Я с собой не беру

И горящие окна
В ошалевшей ночи
Уплывают дремотно
Словно счастья ключи.

[90-е]
 

***
Температура, горький дым
И осень лестницами в лето
Когда-нибудь мы оглядим,
Что крыша в лист и дождь одета,
А на вокзале зал сквозим.

Перед метро забудь свой взгляд -
Иди вперед, глотая мелочь
Непреднамеренных утрат:
Их август так умеет делать,
Лишь солнце повернет на спад.

[1983-85]
 

***
Солнца пушистые волосы
Чувствую кожей своей
Ласково радуга множится
Мыльных, как мир, пузырей.

Лежалые листья, ободранный куст
Ждите меня, и я вернусь.
Поздняя осень, старый перрон,
Яркое солнце, длинный вагон.

Рыжая девочка солнышко
Здравствуй, родная моя
Здесь, на железной обочине
Снова я встретил тебя.

Бетонные шпалы, на дереве кот
Мимо большой состав идет
В желтой шинели детский герой
Ясность покоя, дым над водой.

[1983?]

 

***

 

назадвперёд