Всё на нём стоит

 

Дегунино. В 1585 году — село на речке Лихоборке. В 1852 году было 67 дворов.
В. Сорокин. «Черемушки, Кузьминки и другие», 1972

 

Найти древнее Дегунино оказалось делом непростым. Где было оно, никто не мог сказать, пока не встретился старожил, давший точный ориентир:

— Идите по Дегунинской улице, увидите фабрику «Родина», она в бывшей церкви помещается, там и село еще успеете посмотреть...

Теперь можно столь же определенно, как эпиграф этого репортажа, сообщить, что на месте Дегунина, почти 400 лет простоявшего на мелеющей Лихоборке, в середине апреля 1976 года оставалось три выселяемых дома. Коренные дегунинцы покидали деревянные строения без особого сожаления.

Асфальт Дегунинской улицы петляет между новыми домами. По всей видимости, ее кривизна отражает планировку исчезнувшего села. Больше таких дугообразных улиц здесь нет.

— А где было Дегунино?

— Все на нем стоит,— отвечает последняя жительница села, показывая рукой на панораму кварталов, какую можно встретить теперь вокруг всей Москвы. Куда ни посмотришь — встают многоэтажные корпуса, школы, магазины... Только между белыми бетонными стенами на пригорке темнеет здание бывшей церкви Бориса и Глеба, прежде единственного кирпичного сооружения здешних мест. Она, кстати, и единственный в этой округе памятник архитектуры, взятый под охрану.

Осмотревшись, вижу напротив два новых жилых корпуса, только что построенных. Они вот-вот примут новоселов. Рядом с ними поставят еще десяток домов там, где сейчас овраг, заполненный водой, отчего он похож на пруды. И тогда практически земли Дегунина между Октябрьской железной дорогой и Коровинским шоссе застроят.

А та площадь, что виднеется у нового универсама и кинотеатра «Ереван», предназначается для торгового центра, гостиницы. Оставлено место и для спортивного комплекса: стадиона, спортзала, водного бассейна. Их тут не хватает.

На развилке Коровинского и Дмитровского шоссе стрелка, нацеленная на восток, указывает — Бескудниково. Сюда ведет извилистый широкий Бескудниковский бульвар. Здесь, как раз на развилке, стояла не так давно деревня Бескудниково. От нее не осталось ничего, а название перешло к бульвару, переулку. Среди новых бескудниковских домов еще маячат краны. На бульваре строится несколько башен, так что вскоре вся бескудниковская земля также зарастет многоэтажными домами.

В Бескудникове неожиданно встречается Дегунино — платформа Савеловского направления железной дороги, хотя находится она за несколько километров от одноименного села. Только пройдя еще километра полтора-два на северо-запад, достигаешь платформы Бескудниково. Возле станции чернеют не успевшие зазеленеть сады, деревья и маленькие домики, которые поначалу показались мне остатками старого Бескудникова. Но покинуты садовые участки. Машины спешат сюда одна за другой по узкому шоссе. Стрелы показывают шоферам путь в Дубки, к корпусам нового микрорайона номер 15.

Громче птиц шумят бульдозеры и самосвалы. А это неопровержимый признак обновления, реконструкции. На этом рубеже заканчивается пока Дубнинская улица, застроенная только с одной стороны высокими корпусами. Замыкает квартал красно-белая башня. В ней 18 этажей. А дальше на северо-запад земля перевернута. Широко расстилается пустырь, разбросаны кругом садовые участки. Над ними — бело-голубой дом в 12 этажей, с 7 подъездами.

Этим домом начиналась застройка Восточного Дегунина, где будут дома на 20 тысяч человек, свыше 200 тысяч квадратных метров жилой площади. А кроме домов, — школы, сады, ясли, магазины, клуб.

Тут прежде намечалась промышленная зона. Несколько заводских зданий строится. У Дмитровского шоссе монтируется станция технического обслуживания автомобилей «Волга». Чуть поодаль появился спорт-комбинат.

Бурный рост Москвы внес поправки в планы. Городу нужна земля, много земли. На месте промышленной зоны решено впредь строить жилые кварталы. Они появятся в скором времени на незастроенной стороне Дубнинской улицы (это первая начавшаяся очередь строительства), на пространстве между Дмитровским шоссе и Савеловским направлением железной дороги до границы города. Место это зеленое, чистое, красивое, значит, удобное для жизни многих людей. Запомните его название — Восточное Дегунино, или, что то же самое, Дубки.

С запада на восток тянется сюда широкая, на сотни метров полоса земли. В середине ее одиноко маячат две опоры высоковольтной электролинии, а проводов нет. Это все, что осталось от проходившей здесь ЛЭП, шагавшей от Ховрина в Бескудниково. Две эти последние опоры тоже демонтируют. Москва получает в свое распоряжение десятки гектаров земли. Кстати, и те высоковольтные линии, что идут несколько километров параллельно Дмитровскому шоссе, по Генеральному плану также намечено убрать. На их месте воздвигнут крупный жилой район.

На месте электролинии протянулась от Коровинского шоссе заросшая бурьяном полоса. А будет новая магистраль трех районов. Она соединит Ленинградский, Тимирязевский и Кировский районы, пройдет через Дмитровское шоссе под прямым углом.

Построят на этой магистрали, как сообщили в Моспроекте-1, жилые дома по индивидуальным проектам. Значит, еще более красивые, чем те, что возводят сегодня.

Вот так в ближайшие годы будет застраиваться жилыми домами северо-западная окраина Москвы, получившая название Дегунино-Бескудниково. Их кварталы заселят примерно 150 тысяч человек, по данным отдела районного архитектора. Это свыше трети населения района. А он, как известно, один из самых людных в Москве.

 

Для всей страны

 

В Москву едут лечиться из многих городов и разных стран. Названия лечебниц, имена многих московских врачей люди произносят с надеждой. Вот так, с надеждой будут стремиться по новым московским адресам в Дегунино. У въезда на Коровинское шоссе поднялись на высоких бетонных опорах стены Восстановительного центра слуха и речи, где смогут выпускать сотни тысяч слуховых аппаратов.

По соседству на этом же шоссе — девять корпусов Протезно-ортопедического центра.

Двух таких комплексов могло бы хватить иному городу. Но здесь, в Дегунине, по другую сторону Коровинского шоссе, сооружается третий центр. Вырастает на пустыре. Выделяется тем, что этажи его отделываются светлым камнем травертином, каким сейчас украшают самые значительные сооружения Москвы.

— Что строите? — спрашиваю строителей.

— Институт для Федорова. Слышали про такого доктора? Да, читал про этого врача, человека удивительной судьбы.

Без пяти минут летчик, он попал под трамвай, лишился всякой надежды летать. Юноша, мечтавший стать военным, как его отец (бывший кузнец, волею революции назначенный командиром кавалерийской дивизии), неожиданно для себя поступает в медицинский институт. Увлекается хирургией глаза. Стал делать необыкновенные по смелости и совершенству операции, сплотил вокруг себя единомышленников, учеников. Основал, преодолевая все встающие на пути пионера трудности, новую московскую лабораторию и клинику.

Все эти события происходили сравнительно недавно.

Неизвестный никому 29-летний врач Святослав Федоров произвел дерзкую операцию, имплантировав, то есть вживив в пораженный врожденной катарактой глаз девочки искусственный хрусталик. То было в Чебоксарах в 1958 году.

И вот теперь столица строит комплекс для Научно-исследовательской лаборатории экспериментальной и клинической хирургии глаза Министерства здравоохранения РСФСР, руководимой профессором, доктором медицинских наук Святославом Николаевичем Федоровым.

Встреча с ним происходит не в тиши кабинета, операционной, а на монтажной площадке. Рукопожатие у Федорова крепкое. Рука натренирована не только сотнями операций, но и сотнями часов спортивных упражнений.

Любимое упражнение — держать стойку на руке. В этой позе его можно увидеть и на берегу соседнего с больницей пруда, и в кабинете. В этом же кабинете в углу стоят двухпудовые гири. Тоже для упражнений. У хирурга должна быть сильная рука.

Но больше всего в кабинете директора лаборатории техники для сбора и обработки информации, телефоны, радиотелефон, микрофоны, микроскопы. Он испытывает тягу к новейшим достижениям электроники и микроэлектроники. Операции Федоров одним из первых в мире начал делать сидя, глядя в объектив. Таким образом врач может видеть все под увеличением, как в бинокль, проводить операции с большей надежностью, точностью, тонкостью. Одним словом — на современном уровне.

Стену кабинета украшает небольшой пейзаж. Осень. Деревья в золоте, пустынная аллея. Художник любуется красками земли и радуется свету. Это работа не профессионала, а любителя, выдающегося советского врача-окулиста В. П. Филатова.

— Подарок, — уточняет Федоров. Подарил мне родственник Филатова.

Самого Филатова Святослав Федоров не знал, не успел узнать. Он начал свою известную работу, когда одесский профессор ее закончил. Думаю, что и Филатов сделал бы коллеге Федорову такой подарок.

Федоров считает, что он перенял многое в характере от отца. Еще когда тот был кузнецом и ковал лошадей в красноармейском полку, вызывал порой неудовольствие бойцов тем, что вечно что-нибудь придумывал. Ковал по-своему, не так, как все. Бойцы жаловались комиссару. Один из таких споров комиссар разрешил тем, что решил направить кузнеца в школу красных командиров. Так стал кузнец Федоров командиром. Командовал полком. Потом кавалерийской дивизией. Играл в футбол, был капитаном команды, будучи командиром полка. Это не мешало ему гонять мяч вместе с рядовыми.

Федоров унаследовал от отца любовь к спорту, смелость и стремление к новому, простоту в обращении. Он никого не подавляет авторитетом. Стол у него большой, завален почтой. Много писем от тех, кто потерял зрение, у кого осталась последняя надежда.

Не проходит дня, чтобы Федоров не осматривал страждущих — взрослых, детей, женщин, мужчин. Многим людям он подписал справки, удостоверяющие, что у них 100-процентное зрение, что они могут вновь работать по старой специальности. Были среди них и летчики, люди той профессии, о которой он мечтал.

Он и сейчас мечтает летать. На самолете-операционной, оборудованной всем лучшим, что есть в науке и технике. В таком самолете, кроме экипажа летчиков, имеется экипаж врачей. Самолет вылетает по разным городам. Если надо, летит за границу. Врачи оперируют, консультируют местных медиков.

Даже в близкие города Федоров стремится не ехать, а лететь. Чтобы сберечь время. По улицам ездит за рулем большого синего «Мерседеса», способного давать до 200 километров в час. Про этот «Мерседес» рассказывают легенды. На стройке мне рабочие говорили, что это якобы герцог Люксембургский подарил машину Федорову в благодарность за излечение сестры.

«Мерседес» действительно подарок, но не герцога, а Нью-йоркского общества офтальмологов в награду русскому коллеге, в знак признания его выдающихся заслуг. Быстро, будто и не было ампутации, поднимается Святослав Николаевич на пятый этаж, откуда хорошо просматривается вся стройка, чтобы показать клинику гостю.

Федорова часто видят в обществе инженеров, рабочих, мастеров-умельцев, способных, как лесковский Левша, блоху подковать. Он считает, что современная хирургия немыслима без современного инструмента, и не жалеет времени и сил на то, чтобы его создать.

Будучи хирургом, испытывает тягу к точным наукам, к математике, в беседе то и дело прибегает к цифрам. Они, как и факты, упрямая вещь.

— 10 миллионов рублей будет стоить этот комплекс, — говорит он. Поднявшийся над землей бетонный каркас — девятиэтажная клиника. Хотя видны мне пока голые стены, можно почувствовать особенность клиники. От врача до больного не более 20 метров. Короткие коридоры, чтобы не тратить время на пешие прогулки. Просторный холл с зимним вечнозеленым садом.

По клинике не будут путешествовать толстые истории болезни. Их заменит перфокарта. Врач сможет тратить на оформление истории болезни меньше минуты. Так же быстро, мгновенно должна поступать к нему необходимая информация. Для этого и нужны вычислительные машины.

Святая святых — операционные. Их тут необыкновенно много — 14. В них по два стола. На каждом — пять операций в день. Профессор быстро просчитывает, и выходит, что клиника сможет производить до 12-13 тысяч операций в год! Это значит: сколько же людей снова смогут видеть, возвратятся к полнокровной жизни и труду. Новая клиника видится Федорову неким заводом, вырабатывающим счастье.

Построят и здание поликлиники. В плане оба корпуса, соединенные переходом, напоминают самолет, два его крыла. Впереди них, как выражается профессор, мотор, чтобы толкать все вперед, — научный корпус. В нем будут проводиться исследования, опыты на животных.

Работать в центре смогут много врачей, но профессор говорит, что это «клиника под одного врача».

Чтобы понять суть дела, директор лаборатории приводит пример строителя-бригадира Н. Злобина, который берет подряд на дом и отвечает за него от начала до конца. Подобный метод практикуется и в клинике. Один и тот же врач со своей бригадой исследует пациента, ставит диагноз, готовит к операции, проводит ее, долечивает больного. Словом, несет за него всю ответственность.

Этаж клиники займет и технический отдел. Врачи постоянно смогут общаться с техниками. И в этом творческом общении будут рождаться новые инструменты, так необходимые для хирургии глаза. А внизу, на фундамент, станут станки, сверхточные, прецизионные, — тут будет уникальный завод.

С таким размахом не сооружался ни один подобный комплекс в мире. Побывавшим на стройке зарубежным специалистам остается только удивляться.

На Дмитровском шоссе располагается опытное производство лаборатории. На каждом шагу специалиста ожидают здесь новинки. От больших микроскопов до крохотных игл. Нужно много времени и места, чтобы описать все новшества, все, что удалось создать в комнатах, не так давно затопляемых водой. Теперь на их дверях надписи: «Механический участок», «Комната конструкторов», «Художник». Задача последнего — украшать помещения, где должно быть так же хорошо, как дома.

И наконец, оптический участок. Тут-то можно увидеть, как делают искусственный хрусталик, способный заменить тот, что сотворила природа. И даже быть лучшим...

Держу в руках пробитую из тонкой ленты оргстекла заготовку. Прозрачная, как капля воды, величиной с таблетку, попадает она в стоящую на столе печурку. Потом идет под столь же малый пресс, похожий на слесарные тиски.

Когда монтажница на минуту уступает мне место у микроскопа, вижу под объективом ярко освещенный хрусталик, похожий на кусочек солнца. На нем можно даже различить цифры — величину рефракции линзы. Выглядит она после шести часов кропотливого труда похожей на диск. Над ним торчат усики трех антенн, колеблются три дужки, как подковы, найденные на счастье... Эта сверкающая на свету слезинка и есть знаменитый «ирис-клипс-линза Федорова — Захарова». За границей ее называют «спутником». Заведующий экспериментально-техническим отделом Евгений Иванович Дегтев показывает разные модели: их тут целая дюжина. Крохотное изделие запатентовано в пяти странах. Его покупают и за границей, в частности в США.

Вот такие хрусталики вживляют в глаз. С тех пор, как Святослав Федоров сделал первую операцию Лене Петровой, она давно выросла, вышла замуж и сына своего в честь доктора назвала Святославом.

Как свидетельствует медицинская статистика, по 1 января 1976 года в клинике произведено 2 270 операций по вживлению хрусталика. Острота зрения от 0,6 до 1,0 восстановлена у 92 процентов больных.

Новый комплекс Министерства здравоохранения РСФСР — крупнейший в мире. Строится он для всей нашей страны.

 

Между Чермянкой и Яузой

 

Медведково — бывшая вотчина князей Пожарских на живописном берегу Яузы.

«Подмосковье», 1955

 

Там, где была деревня Бибирево. Иллюстрация: Колодный Лев. Путешествие по новой Москве. - М.: Профиздат, 1979.

Речка Чермянка, петляющая по северной окраине города, так невелика, что ее не сразу и заметишь. Как, однако, ни мала речка, как ни мелка, — с ней приходится считаться градостроителям. Она сотни лет влияла на прибрежные села, а теперь на Москву.

Да, Чермянка узка, но широка ее пойма, широки ее древние берега, поработала речка за сотни лет немало, по сторонам ее —холмы, овраги, все заросло зеленью. Разбежались по откосам живописные рощи. Зеленая пойма Чермянки и стала естественной границей между новыми кварталами. По одну сторону, на правом берегу реки, растут Отрадное, Бибирево, Подушкино, а по другую — Медведково. По насыпи, перегородившей речку и пойму, уложена новая широкая дорога — проезд Дежнева. По этой асфальтовой полосе автобусы на большой скорости влетают в Медведково.

В нем сразу не разобраться. Пока что одним словом Медведково называют новый город, чья живописная панорама разворачивается перед глазами, когда едешь на автобусе или на трамвае. Улицы отходят под прямым углом от проезда Дежнева и текут на север, упираясь в границу города, в стену зеленого леса.

Улицы с характерными названиями — Студеный проезд, проезд Шокальского, Полярная. Все напоминает: ты на северной окраине Москвы. Город чтит имена исследователей Арктики, славит красоту и величие Севера.

А напротив этих улиц старый пейзаж: поля, огороды, теплицы, пустыри.

«Нейтральная полоса» — так выразился об этом пространстве один из старожилов, встреченный на улице древнего Медведкова.

Большое подмосковное село, вошедшее в историю, многократно упоминаемое в старых документах, отдало свое название новому московскому району. Но само продолжало мирно сосуществовать с ним, отделенное от него «нейтральной полосой».

Теперь эту полосу больше не назовешь ничейной: ни города, ни деревни. Сегодня вся она переворачивается вверх дном. На нее начала наступление мощная техника — экскаваторы, краны, бульдозеры. Повсюду видны бетонные трубы, укладываемые в землю. Это значит — началось сооружение подземного этажа новой Москвы. Над ним поднимутся новые дома.

Среди улиц Медведкова знаменитый медведковский храм. Его побеленный шатер, высокий, как башня, поднялся над верхушками леса.

Начали его строить в 1627 году, а закончили почти через 20 лет. Работа шла в то время, когда Медведковом владел знаменитый князь Димитрий Пожарский.

Многие стремятся сюда, чтобы увидеть этот памятник архитектуры, его величавую главу, арочный подклет, несущий на себе каменную тяжесть здания, каменную галерею, опоясывающую столп на высоте второго яруса с трех сторон.

Этот памятник — не единственный, что останется от старинного села.

Сохранится рядом и несколько деревенских домов, представляющих собой уголок старого Подмосковья, где можно будет посидеть за чашкой чаю, отдохнуть, полюбоваться живописными окрестностями.

Юркий бульдозер въехал на середину села, где зияет глубокая яма котлована, а в нем видны уложенные трубы, инженерные коммуникации новых кварталов.

В мастерской Моспроекта-1, руководимой В.С. Андреевым, разработан проект, который условно называют «Медведково-2». На месте села намечено соорудить шестнадцатый и семнадцатый кварталы Медведкова. А восемнадцатый квартал вырастет там, где над речкой Чермянкой чернеют срубы Сабурова, на Ясном проезде.

Каждый квартал — сотни тысяч метров жилой площади, десятки многоэтажных зданий, школы, сады, ясли. Проезд Дежнева, на котором построят эти кварталы,— главная улица Медведкова.

Она станет местом, где возникнет общественный центр и для Медведкова, и для соседних районов севера Москвы. Тут предусмотрен участок и для гостиницы на тысячу мест. Она не единственное большое и красивое здание. На проезде Дежнева построят киноконцертный зал. Украсят новый центр также Дворец пионеров, художественная и музыкальная школы. К тем магазинам, что уже есть, прибавятся универсам и универмаг, фирменный магазин «Океан».

На окраине Медведкова. Иллюстрация: Колодный Лев. Путешествие по новой Москве. - М.: Профиздат, 1979.

Так в общих чертах выглядит общественный центр нового Медведкова, который в ближайшем будущем появится на месте села и пустыря. Своими дворами деревня выходит и на Чермянку, и на кружащую по этим землям Яузу. Она неширока, мелководна, зарастает тиной, камышом. Если Чермянку предполагается уложить в трубу, то Яузе предстоит еще долгая жизнь. Ее не упрячут под землю.

Пройдя по берегу Яузы, вскоре встречаю в укромном месте под ивой трех друзей, точно сошедших с экрана фильма «Верные друзья». Не обращая ни на кого внимания, заняты мальчишки устройством плотины. У берега выбивается родничок, в его холодной воде стынут руки. Вот только лодку теперь по Яузе не пустишь, она далеко не проплывет, упрется в дно или камыши. Трое друзей подарили мне на память яузский камыш. Целыми днями проводят дети не берегу, сокрушаясь что мелко, что вода грязная.

Но придет и на берега Яузы праздник. В институте «Мосинжпроект» разработан план спасения реки, ее очистки и обводнения.

Русло должно быть спрямлено, будут построены обгонные водостоки с отстойниками, чтобы можно было очищать ливневые воды, пророют пруды. 50 гектаров по сторонам реки займет будущий Яузский парк.

Пока что Яуза, как и прежде, петляет по широкой пойме, зеленой и всхолмленной, украшенной живописными рощами. Река огибает новое Медведково с востока. Она стала естественной преградой на пути новых кварталов и отделяет их от соседнего Бабушкина.

Сюда, в пойму, долгое время не отваживались въезжать машины. Строить на этих землях непросто. Надо насыпать очень много грунта, чтобы выровнять площадку для монтажа будущих домов. Но теперь вблизи Яузы появились стройки. В районе намечаемого парка началось сооружение жилых домов.

В Медведкове построят еще пять кварталов. Как сообщил руководитель мастерской Моспроекта-1 архитектор В.С. Андреев, на обновленных землях выводимого за город совхоза «Мытищи» в зелени деревьев также появятся дома. Это еще полтора миллиона квадратных метров жилой площади. 150 тысяч новоселов.

 

Бабушкин, бывший город

 

Ранее город Бабушкин назывался Лосиноостровское.

Дачный поселок, положивший начало городу, возник в 1898 году.

«Памятные места Московской области», 1960

 

Никогда не забуду свой первый московский дом: сложенный из черных бревен, большой, пахнущий деревом, стоявший в зеленом оцеплении, где рядом с яблонями росли сосны. В такие дома вместо общежитий получали направление многие студенты, чьим местом учебы становилась Москва, а местом жительства — город Бабушкин, или, как его все называли, Лосинка.

Тогда, 25 лет тому назад, мне и в голову не приходило, что живу в городе. На всем пути до платформы, куда по утрам спешили многие жители, стояли просторные дачи, способные приютить зимой с десяток студентов-квартирантов.

Поднявшись на мост, переброшенный между ветками стальных путей и скоплением сотен вагонов, видел я высокую красивую водонапорную башню, лес и тонущие в нем ровные ряды деревянных домов: ни магазинов, ни кинотеатра, даже в баню надо ехать поездом. Кирпичные дома теснились на другой стороне станции, но и они не замечались из окна электрички, уносившей побыстрей в город, в Москву, где было все: институты, метро, театры.

И вот теперь иду по старым следам, как в романе, 25 лет спустя. К станции тянется широкая новая улица Менжинского. Ряд домов-башен, магазины, автобусы. Только на пересечении ее с улицей летчика Бабушкина неожиданно возникает островок прошлого — вросшие в землю, оцепленные заборами, покосившиеся дома-старожилы.

— Что это за деревня?

— Это не деревня, таким тут все было,— говорит мне, как отвечают приезжему, молодая женщина.

Здешние переулки называются и медведковскими, и ватутинскими, по имени соседнего села и деревни, а на вопрос, что здесь: кто говорит: «Бабушкин», кто — «Лосинка»... Надпись над входом рынка однозначная — Бабушкинский. Столь же категорична надпись на станции Метрополитена — «Бабушкинская».

Станция эта красивая, без колонн и пилонов, ее свод покоится на стенах. Внешне она похожа на новую «Сходненскую». Начальником участка на строительстве станции «Бабушкинская» был Николай Александрович Филатов.

Плененный красотой московского метро, он после окончания автодорожного техникума молодым человеком пришел в Метрострой проходчиком, решил постигнуть всю метростроевскую науку, начинал с азов. Потом без отрыва от производства закончил заочный институт, стал начальником участка. Проходчиком начинал на проспекте Мира, на нынешней станции «Щербаковская».

Тогда, в 1958 году, новая линия ушла недалеко от центра Москвы — до ВДНХ. А теперь она протянулась через Ростокино, Свиблово, дошла до Бабушкина и далее почти до кольцевой автодороги, в Медведково.

Так что получил теперь Бабушкин, бывший город, и свою станцию метро. У него есть и свой универсам — белый, сверкающий светом. Он стоит между ватутинскими переулками, где в зелени садов еще сохранились старые дачи.

— Не добрались еще до них,— с сожалением объясняет мне старожил, как выяснилось, перебравшийся сюда, в новый многоэтажный дом, с другой стороны города.

Мимо кинотеатра «Арктика» подхожу к станции, к многолюдной платформе. Поднимаюсь на пешеходный мост, переброшенный между путями, и вижу панораму Лосиноостровской: те же пути и вагоны, та же водонапорная башня, лес, но новая Москва, незнакомая и знакомая: разной высоты, разных серий жилые корпуса, собранные башенными кранами.

Между зарослями зелени встречаю присыпанные песком ровные площадки, где стояли дачи, но ни одного старого дома нет. Прежней Лосинки не осталось. Сколько ни хожу между белыми корпусами,— вижу школы, сады, ясли, магазины, чего здесь прежде не было. Читаю названия улиц — «Палехская», «Федоскинская». С одной стороны доносятся звуки станции, с другой просматриваются мелькающие между деревьями машины. Значит, там Ярославское шоссе. А где был мой дом, пахнущий деревом, так и не нахожу. Все тут, где незастроено, уже успело порасти травой...

Новый квартал синеет стенами также у станции Лось. И здесь растет новый универсам. Только вблизи кольца автодороги встречаю остатки Малых Мытищ. У въезда в Москву поднялись ряды башен. Надпись у обочины предупреждает, что до границы города осталось 800 метров. Машинам и автобусам тесно на старом шоссе. В этом-то месте, на окраине города, встречаю еще одну достопримечательность Бабушкина — его театр. Афиши приглашают на открытие сезона в Московский новый драматический театр-студию на улицу Проходчиков, в городок Метростроя. Пройдя от шоссе между домов к зеленеющему лесу, завернув еще в одну улочку, где притаилась школа, вижу бывший Дом культуры метростроевцев.

Десять мощных столбов, соперничающих толщиной с колоннами Большого театра, несут тяжелый портик. Перешагнув открытый двор, попадаю в стены здания, что должен стать родным домом для артистов. Они учились в школе-студии МХАТа, и, получив дипломы, не разъехались, как обычно, в разные театры. Пришли, горя энтузиазмом, на улицу Проходчиков, на окраину Москвы и района. Место — самое отдаленное. В антракте зрители могут гулять в лесу.

Театр полон желания доказать, что неважно в конечном счете, где находится здание, главное, что и как в нем играют.

— Билеты на месяц вперед проданы,— за две недели до открытия нового сезона сообщил директор-распорядитель театра. Уезжать отсюда артисты не собираются. Ищут своего зрителя в Бабушкине. Выступают в клубах Калининграда, во Фрязине, на сценах московских театров.

С фотографий на стене фойе смотрят красивые молодые лица актеров. Всем курсом они пришли сюда всерьез и надолго.

Захожу в светлый, белый зал театра. С потолка свисают бронзовые круги люстр. Прямоугольник поднимающихся кресел составляет партер. Балкона и лож нет, как нет ни одного неудобного места. Всего мест 420. Акустика отличная.

Есть также на втором этаже Малый зал на 300 мест. И в Большом и в Малом зале состоится много премьер. Планы интересные. Драматурги несут сюда пьесы. А главная премьера состоялась в тот день, когда в этих стенах впервые открылся занавес.

Так что есть теперь в Бабушкине театр, универсам, десятки новых улиц, метро. И есть то, что при всем желании быстро не построишь и не откроешь,— лес, самый большой в Москве.

 

Лосиный остров

 

Когда-то леса между населенными пунктами и полями назывались островами.

«Памятные места Московской области», 1960

 

Лес, круглый год зеленеющий на северо-востоке Москвы, с давних пор называется Лосиным островом. Обозревать его из-за масштабов лучше всего с высоты: начинается он у Преображенской заставы, за Сокольниками, и, расширяясь зеленой полосой, уходит между Ярославским и Щелковским шоссе в Московскую область, сливаясь с лесами, протянувшимися на десятки километров в глубь страны.

С разных сторон его окружают кварталы Москвы, а также других городов, в заросли вклинились поселки, села и деревни. Когда едешь лесом на машине, она выскакивает неожиданно то на окраине Мытищ, то вблизи кварталов Калининграда. Чаща прорезана линиями асфальта, рассечена широкой полосой кольцевой автодороги, шумящей день и ночь.

Города и люди со всех сторон сжимают деревья, и кажется загадочным: как удалось устоять этому острову, омываемому морем жилых районов?

Для сотен тысяч москвичей, получивших квартиры в Гольянове, на Открытом шоссе, в Бабушкине, лес стал соседом: никуда не нужно ехать, чтобы оказаться между его деревьями. Тропинки начинаются от ближайшего тротуара.

Идя по такой тропинке, можно не заметить в траве неглубокую канаву и притоптанную насыпь. А были они земляным валом и рвом, окружавшими со всех сторон Казенную лесную дачу, Погонный Лосиный остров. Сотни лет денно и нощно сторожила ее лесная охрана, не давая ни топтать траву, ни рубить деревья. В этих местах охотился еще царь Алексей Михайлович. Гоняли по острову лосей, когда шла на них псовая охота. Вот почему назывался остров Погонным и Лосиным.

О Лосином острове главный лесничий Вячеслав Алексеевич Кирсанов говорит как о древнем городе: столь много у него памятных дат. Первое упоминание в документах—1406 год. В конце XVIII века остров передан в казенное ведомство, его сторожит вольнонаемная охрана. К 1842 году относится создание здесь одного из первых в России лесоустройств. Тогда остров разбили на кварталы, проложили просеки.

По ним еду с директором хозяйства Василием Ивановичем Глубоцким и главным лесничим на вездеходе, на борту которого выведена надпись: «Охрана природы».

В летописи Лосиного острова наши 70-е годы также останутся памятной вехой: вот уже несколько лет московские градостроители, ученые заняты разработкой проекта природного заповедного парка «Лосиный остров». Он берется под охрану государства, и это позволит не только сберечь на века зеленую жемчужину Москвы, но и приумножить богатства ее флоры и фауны.

Много лет лесничество находится за Сокольниками, в лесопарке. Отсюда по Лосиноостровской улице едем к месту новой столицы заповедника. По дороге часто встречаются старые дома. Чтобы поднять доходность земель, казна в начале века сдала пригородные участки московским купцам под дачи. Теперь эти обветшавшие постройки сносят — вижу пустыри на их месте. Строить здесь больше не разрешается. Так будут выведены из Лосиного острова десятки поселков, хозяйств, предприятий — все, что проникло в лес.

А сосед Москвы — деревня Абрамцево у Щелковского шоссе (тезка знаменитого Абрамцева на Ярославской дороге) станет известной. В этом месте построят выставочные залы, музей охраны природы, научный центр. Абрамцево — ворота в заповедную часть Лосиного острова. Тут пройдет черта, обозначенная не только на картах, но и крепкой оградой: переступить ее можно будет только с ведома хранителей природного парка.

В пригородных кварталах, вблизи Сокольников, Гольянова, Бабушкина, по-прежнему каждый сможет отдыхать, гулять по тропинкам и дорожкам, а отдаленную часть леса, за границей заповедника, можно будет посещать только как музей.

Это будет музей под открытым небом, площадь его насчитывает шесть тысяч гектаров. Живые экспонаты — вековые боры, ельники, березняки, липовые рощи, болота, реки, ручейки... А кроме того, сотни видов животных и птиц. И, конечно, царь здешних лесов — лось, давший название острову. Осенью звери стекаются сюда издалека, зная, что тут они в безопасности.

Из Абрамцева машина «Охрана природы» держит путь по Щелковскому шоссе, в сторону Алексеевской рощи. Долго ехать не надо. Свернув на лесную дорогу, попадаем к замерзшему (на дворе — ноябрь) пруду в зоне отдыха Куйбышевского района, окруженному киосками. Над этим прудом поднялись сосны. Их называют мачтовыми, корабельными. Высокие и стройные — такие шли на мачты парусников.

Сосной никого в Москве не удивишь. Но таких, как здесь, нигде не увидишь. Под гигантскими стволами растет орешник, тоже необыкновенный. Директор лесничества показывает, что не обхватишь его пальцами. Не куст — дерево.

А сосны! Гляжу вверх — шапка валится на снег. Вымахали метров на 30 с лишним, стоят непоколебимо, только верхушки чуть покачиваются. Работники лесничества озабочены тем, как сохранить этих великанов — красу русского леса. Отсюда надо срочно выводить зону отдыха: такое соседство несовместимо.

Лес как никогда рано окутан белым покровом. Березы стоят, покрытые снегом и багряными листьями—до первого порыва сильного ветра. Приготовленные ямки для посадок замерзли.

Устояла лишь земля у торфяников, куда и спешит машина, чтобы показать сердцевину заповедника. Солнце пробивается на дорогу косыми лучами сквозь густую крону деревьев. Выезжаем на светлую поляну. За ней начинаются верхнеяузские болота. Земля, присыпанная снегом, кажется твердой, а ступать без болотных сапог нельзя. Черная земля.- Черная вода. Растут осока, рогоз. Долгое время тут добывали торф. Поселок Мытищинского торфопредприятия виднеется вблизи, он должен в ближайшее время покинуть эти места. Прекратят также добычу песка.

Пейзаж болот после роскошного леса кажется бедным. А именно на этих землях, в верховье Яузы, откуда нешироким прозрачным потоком пробивается река к Москве, сохранился уникальный уголок подмосковной природы. Непроходимые болота, глушь, кажущиеся неприглядными, притягательны для птиц, диких гусей и уток, для всякого зверья.

Чтобы люди могли увидеть этот нетревожимый мир, полный жизни, где запрещена всякая охота, все виды хозяйства, через яузские плавни проложат пешеходные дамбы, устроят вдоль топких берегов деревянные пирсы для обозрения. Ходить можно будет по немногим дорогам. Рвать цветы, собирать грибы, рыбачить и охотиться — нельзя.

... Взяв в руки лопату, лесничий вонзает ее в черную землю. Не промерзла. Значит, можно успеть сделать посадки. Сотни саженцев ждут. Заповедник возвратит их городу, когда они подрастут. А Москва вернет Лосиному острову будущее.

 

Колодный, Лев. Путешествие по новой Москве. — М.: Профиздат, 1979.